Татьяна Арбузова: Где родителям черпать ресурсы и силы, чтобы быть опорой для ребенка?
Ольга Писарик: В принципе, это несправедливо, что женщина одна вынуждена воспитывать детей. Наш мозг не приспособлен выращивать детей в одиночку. Не зря существует поговорка «нужна деревня, чтобы вырастить ребенка». И если мы посмотрим, как дети традиционно выращивались, то это было 5-6 взрослых вокруг ребенка, которые перекладывают заботу о нем из рук в руки.
Никто из этих взрослых не находился с ребенком один на один 24 часа в сутки. Если маме нужно было пойти подоить корову, например, или еще куда-то выйти, она могла спокойно это сделать, зная, что ее ребенок под присмотром. Ей не нужно было ломать голову, куда же деть ребенка на эти полчаса-час, кому позвонить, кого позвать. Всегда было кто-то рядом, кто мог приглядеть. Все жили рядом и помогали друг другу. Это один момент.
А сейчас женщина не может выключиться даже на 5 минут, не может отдохнуть. Если ей куда-то нужно выйти, то надо придумать, что делать — позвонить няне, или бабушке, или мужу. И чувствуешь себя все время скованно. Ты не имеешь права заболеть, ты понимаешь, что если сейчас сляжешь, то тебе будет еще хуже, чем сейчас. О тебе никто не позаботиться. Ты не можешь расслабиться.
Мне кажется, что если бы, например, жили вместе три женщины, и у каждой по паре детей, и они друг друга могли бы подменять, то всем было бы намного легче.
Проблема с помощью родственников и мужей, если они работают, еще и в том, что они могут помочь не тогда, когда женщине надо, а когда они могут, исходя из своей работы.
И если у тебя маленький ребенок, который до 6 утра не спал, и ты вместе с ним не спала и уснула только в 6 утра, а в 8 тебе вставать, чтобы старшего в сад или школу отвести, а муж не может, потому что ему к 8 на работу, то получается, что у тебя нет возможностей удовлетворить даже какие-то свои базовые потребности. Да, муж пришел вечером, поиграл. Или бабушка приехала, когда она смогла, и поиграла.
Т.А.: Проблема в том, что помощь приходит не тогда, когда она нужна, а когда она удобна тем, кто помогает.
О.П.: А помощь должна быть тогда, когда она нужна, и такая, какая нужна. А не так, что женщина только родила, а к ней приезжает мама и начинает выговаривать, почему полы не помыты и борщ не сварен. Иди, мол, убирайся, а я пойду с малышом погуляю. Хотя маме нужно все ровно наоборот — отдохнуть с малышом, пока кто-то помоет полы и приготовит поесть.
Где взять ресурс? Я не очень люблю выражение «брать ресурс», потому что весь ресурс — он в нас. Как только вы смиряетесь с тем, что ребенок — он навсегда, что так, как без ребенка, больше не будет никогда, спонтанности, к которой привыкли, не будет. Если вы видите, что у вас ресурса больше, чем у ребенка, больше опыта и меньше зависимости — вы-то знаете, что жили до него и сможете жить и без него. А у него такого опыта — жизни без вас и знаний — нет. Ребенок от мамы зависит полностью. У него нет ни свободы, ни возможности прожить без мамы.
Дети от нас очень зависят. Когда мы видим себя ответом на нужды ребенка, когда мы видим его нуждающимся в нас, отсюда и берется ресурс. Вот представьте ситуацию, что вы прошлись по магазинам и уже из последних сил идете домой, несете сумки и единственная ваша мысль — поскорее дойти домой, лечь на диван и чтобы никто не трогал. И вдруг, зайдя в подъезд, вы натыкаетесь на крошечного брошенного котенка. И вся ваша усталость улетучивается, у вас сразу появляются силы, чтобы бегать по соседям, спрашивая, не потерял ли кто-то котенка, накормить, обогреть. Когда мы видим ребенка маленьким, не издевающимся, а нуждающимся, то из этого и берутся силы.
Но, несмотря на то, что силы берутся, нужно понимать, что современное общество устроено очень несправедливо по отношению к матерям. Можно, конечно, обложиться помощницами по хозяйству, няню надежную выбрать. Но няни имеют тенденцию менять место работы, поэтому надежности все равно не будет. Хотя если жить расширенной семьей, небольшой общиной — то будет, конечно, легче. И мне кажется, мы к этому придем. Я вижу, что уже онлайн женщины договариваются, смотрят за детьми вместе.
Многие мамы ведь искренне считают себя лузерами. Она не работает, денег не зарабатывает, пользу обществу не приносит, ходит в майке и спортивных штанах, особенно если у нее пара маленьких детей.
Все атрибуты, которые нынешним обществом считаются правильными и важными, за что людей ценят — у молодой мамы отсутствуют. И поэтому многие мамы чувствуют себя ужасно. И рвутся на работу не потому, что нужно зарабатывать деньги или их работа требует постоянной практики для поддержания своей квалификации. А чтобы придать себе чувство ценности.
Даже близкие не дают маме вот это чувство ценности. Ну, чем ты там занимаешься? Стиральная машина стирает, посудомоечная моет, мультиварка варит, а ты тут жалуешься. И да, многие женщины и сами не понимают, что тут жаловаться. Не могут поймать эти моменты. Ведь правда — стиральная машина стирает, посудомоечная моет, мультиварка варит, почему же мне так плохо?
Наши установки, взгляды на родительство складываются изначально из опыта прошлых поколений. А система-то уже давно поменялась, общество и условия жизни поменялись. Мы не сталкиваемся с трудностями, которые были у наших мам — воды наносить, руками постирать, печь натопить. А те трудности, с которыми мы сталкиваемся, непонятны старшему поколению. Наши бабушки могли ребенка в доме привязать к ножке стола и за водой сходить. Им и в голову не пришла бы тогда мысль, что они могут как-то навредить психике ребенка. Мы сейчас устроены иначе.
К сожалению, государство не участвует в помощи матерям. Причем, если в неразвитых странах еще сохранились общины, которые помогают, люди живут в деревнях в окружении родственников, то в западных странах получается так, что большинство семей нуклеарные, живут в мегаполисах и тут у них никого нет. Общины нет, а государство — три месяца декрет и давай, возвращайся на рынок труда. Ребенок остается за кадром.
Для государства выгодно, чтобы за 30 детьми следила 1 женщина, пока 30 матерей работают на благо государства. Но как это сказывается на развитии, как это сказывается на дальнейших проблемах? Я вижу, что взрослое населения в любой западной стране — это высокий уровень депрессии, высокий уровень суицида. Люди очень неуверенные в себе, готовые на все, чтобы понравится, получить свою долю поглаживания, признания, чувства важности. Они ради этого готовы жертвовать собой, своим здоровьем, гореть на работе. Не жалеть себя ради внешних социальных поглаживаний, которые дают хотя бы на секунду ощущение любимости. Это настолько печально.
Франция, например, просто потрясающая страна, в которой считается нормой, что игрушка заменяет маму. Для французской мамы очень важно с самого рождения приучить ребенка к ду-ду — замене себя. То есть в самом переходном объекте нет ничего плохого, об этом еще Винникот писал. Это символ мамы, за который ребенок держится, пока мамы нет рядом. Но здесь переходный объект фактически заменил маму.
Он не должен заменять, его задача — помогать. Если мы едем к доктору, то возьмем с собой любимого зайчика, рядом с которым спокойнее, который символ дома, благополучия. А ду-ду заменяют родителей. Родители занимаются только заботой о физиологических потребностях — одеть, накормить, а все психологические потребности в близости и контакте переносятся на игрушку.
Т.А.: Какой основной опыт вы вынесли на сегодняшний день из вашей практики теории привязанности?
О.П.: Я благодаря теории привязанности вырастила четверых детей. При этом прошли через развод, я их ращу одна. Я работаю по 50-60 часов в неделю. Старшему 19, второму 18, дочери 14 и младшему 12. Я смотрю на них, и мне нравится то, что получилось.
Хотя был и опыт иммиграции. Такие ситуации в общем-то травмирующие детей. Старшему было тогда около 6 лет. Старшие дети фактически лишись всего, к чему они привыкли. Бабушек у нас не было, дедушек не было там, куда мы переехали. Переехали очень далеко — на другой конец земного шара.
Потом был развод, папа детей живет за 800 км и может приезжать на длинные выходные, это примерно раз 6-7 в год. Дети все время со мной. Я все время с детьми. Я работаю. И вот я смотрю на то, что получилось — и мне нравится.
Старший сын такой хороший, уравновешенный, почти взрослый человек. Я вспоминаю себя в 19 и понимаю, что он на голову выше меня в плане зрелости, взрослости, понимания жизни, видении себя в этой жизни. И второй вот тоже сейчас вплывает во взрослую жизнь. И мне тоже очень нравится, как это у него получается.
Теория привязанности помогла и мне и детям пройти через много потенциально травмирующих ситуаций и чувствовать себя уверенно, устойчиво, в надежном контакте, в близости. Позволила мне дать им ощущение твердой почвы под ногами.
Многие говорят о том, что теория привязанности и альфа-родительство очень затратные по времени, по уровню вовлеченности мамы. А я наоборот считаю: мы экономим много сил и ресурсов. Теория привязанности позволяет точечно видеть проблему и решать ее.
Да, когда дети были маленькие, я не работала. Потом они подросли. И я начала что-то делать. И все мои коллеги, преподаватели в Институте Ньюфелда, тоже все время что-то делают, учатся. А дети растут в ощущении, что мама рядом, мама никуда не денется.
Без этих знаний, на одной интуиции такого бы не было. Что-то я делала интуитивно. Например, мои дети не ходили в садик. Не потому, что я была против садика. В нашем окружении все дети ходили в сад, это было нормально. Мы выбирали садик. Но потом я поехала, посмотрела на эти огромные окна, огромные помещения. А у меня два таких малыша — одному 3, другому 2. Мне показалось, что им там будет некомфортно. Вот это было чисто интуитивное решение.
Я помню, что когда мы переезжали, хватило интуиции взять по максимуму детских вещей. Везли коробки с детскими книгами, постельное белье. Я понимала, что я буду с детьми, не пойду на работу, и мне нужно дать детям ощущение надежности и безопасности.
Но было много реакций, поведения моего, которыми я сейчас совсем не горжусь. Я не думаю, что мне хватило бы интуиции помочь детям во всех стрессовых ситуациях, через которые наша семья прошла. Знание — это сила на самом деле.
Комментарии