Айпадом в руках годовалого ребенка сейчас уже никого не удивишь. И сколько бы ни предупреждали психологи, педиатры и офтальмологи, что как минимум до 2 лет экраны малышу не нужны, родители редко отказываются от игр на планшете или мультиков для ребенка, который еще даже не говорит. Свою версию, почему современных родителей не смущают гаджеты в руках маленьких детей, предлагает психолог Екатерина Мурашова.
Как развивать ребенка от 1 до 3
Ребята вошли дружно, кучкой: мама, папа, дочка с красными бантиками. Девочке на вид года три, поэтому я сразу обратилась к ней:
— Как тебя зовут?
— Света, — сразу же чисто ответила девочка и улыбнулась.
— Это неправда, — с такой же, как у дочери, улыбкой возразила мама. — Ее зовут Ирина.
Я несколько обалдело зачеркнула в своем журнале «Света» и поверх вписала «Ирина».
Больше ни на один из моих вопросов («Сколько тебе лет?», «Ходишь ли ты в садик?» и т.д.) девочка не ответила. В конце концов явно разнервничалась и начала как-то странно стереотипно размахивать руками и тереть ими лицо.
— Да она вообще не говорит, — сообщил наконец отец.
— Как вообще? — удивилась я. — А что я только что слышала? Кто это — Света?
— Так мою младшую сестру зовут, — объяснила мать. — Ее тетю. Она «светами» не только себя называет. Но ведь то, что она не разговаривает, это не к вам?
— Ко мне, ко мне, — уверила я. — Но если вы думаете, что не ко мне, то с чем же вы пришли?
— А мы у невролога были. Она, бывает, кричит много, если что не по ее… и руками лицо трет — вон, видите? Нам невролог уколы прописал и сказал: сходите на всякий случай к психологу. Вот мы и пришли.
Ребенок не говорит и не умеет строить башню из кубиков
— Хорошо. Расскажите об Ире и вашей жизни подробней. Что она все-таки может сказать? Что понимает? Как доносит до вас то, чего хочет? Какая она по характеру? Как она играет? Что любит делать? Как ведет себя на площадке, с детьми? Как вы с ней играете?
— Играет? Да она не играет почти… Машинку катает, мячик… Куклы… она им руки-ноги отрывает, мы уж и покупать перестали. Конструктор купили и еще, знаете, такое… бусики собирать… вот почти как у вас, — кивок на четки, которые лежат у меня на столе.
Ира тем временем носила из предбанника машины, кубики и прочие игрушки и ставила их на ковер. К матери и отцу не обращалась ни взглядом, ни словами. Нарушение коммуникации? Но она же мне улыбалась в начале и контакт глазами устанавливала!
— Давай башню построим, — предложила я, указывая на кубики. Девочка смотрела явно непонимающе. — Ну, башню, один кубик на другой. Вот так. — Я показала. Ира смотрела внимательно. — А теперь ее разрушим — бух! Башня упала. А мы ее снова построим. Помогай мне. Давай вон тот кубик, который откатился. Ставь его вот сюда… Ну ладно, давай мне. Бух! Давай снова…
Минуты через три Ира уверенно строила башню из пяти кубиков и с удовольствием ее рушила.
— Все, Ирочка! Мне теперь надо с мамой-папой поговорить, — сказала я, вспомнив о родителях. Подняла глаза и увидела, что оба родителя смотрят на происходящее на ковре с крайней заинтересованностью. И с удивлением.
— Ребята, — медленно осознавая происходящее, начала я, — вы же не хотите мне сказать, что вы никогда не строили со своим ребенком башню из кубиков?!
Мать и отец переглянулись, взглядами спрашивая друг друга. Потом синхронно отрицательно покачали головами.
Ребенок не говорит и не умеет строить башню из кубиков
Ира приносила мне разные игрушки и искательно заглядывала в глаза. Я громко описывала их ей, показывала, что они делают. Параллельно пыталась соображать. В конце концов решила все же сконцентрироваться на родителях. Ведь они явно просто никак не занимаются ребенком, поэтому ребенок и отстает в развитии. Надо их немедленно просветить.
— Ирочка, всё! — твердо сказала я.
Ира явно меня поняла, понурившись, отошла в сторону и через несколько секунд снова стала размахивать руками и тереть лицо.
Я, размахивая руками почти с И́риной амплитудой, начала объяснять родителям про недогруженные мозги, про педагогическую запущенность и про то, что им нужно немедленно начать делать с ребенком. Папа с мамой слушали про ролевые игры, раскрыв рот. Явно в первый раз.
— Вы с ней много разговариваете? — спросила я мать.
— Да, разговариваю, конечно! Когда надо кушать, говорю: иди кушать, вот я тебе творожок дала. Она у нас сама кушает и на горшок давно сама ходит. Когда гулять идти, тоже, конечно, говорю. Книжки вот я пробовала ей читать, но она слушать не хочет, закрывает их…
— Ну а вообще разговаривать? О погоде, природе, видах на урожай? — явное непонимание во взгляде. — Просто рассказывать, объяснять мир…
— Нет! — твердо сказал папа. — Это нет. А нужно? Мы, кажется, не умеем. Да я и не помню, чтобы мне родители объясняли…
Я разразилась еще одним просветительским монологом, а Ира тем временем нашла и утянула мой айпад.
— Нельзя! Нельзя! Чужое! Положи! — заполошно, тоном собачьей команды крикнул папа.
Девочка послушно, но явно разочарованно положила гаджет на стол. Я заметила, что он уже включен.
— Ира умеет пользоваться айпадом? — спросила я.
— Да, конечно, — кивнули родители. — Она выбирает иконки, ищет там, что ей надо, играет. В машинки любит. В овощи. Если там в одном месте надо слово ввести, приносит нам, показывает, говорит: мама, не та биби. Я ей меняю, ввожу, что она хочет.
Родители, с которыми не играли в детстве
Родители Иры выросли в перестройку. Их собственные родители потеряли работу на остановившихся заводах и стали челноками и ларечниками, чтобы прокормить семью. Они, бывшие токари, фрезеровщики и контролеры ОТК, не преуспели финансово и не сумели украсть часть госсобственности, как их более ловкие современники, но детей, на общение с которыми у них катастрофически не хватало ни времени, ни сил, все-таки вырастили и выучили.
Они очень старались, чтобы у их детей «все было», пытались слышать если не их духовный мир, то хотя бы их материальные потребности. Довольно быстро потребности плотно сконцентрировались вокруг гаджетов и компьютеров. Они старались успеть за ловкими и креативными производителями, старались, чтобы «не хуже других», вместе с со своими детьми ловились на все ловушки постепенно заполонившей все рекламы (у них совсем не было к ней иммунитета, ибо сами они выросли в мире без рекламы).
Тем временем их дети закончили школы, училища, техникумы, кто-то даже выучился в институтах. Они сами стали работать, зарабатывать, создавать семьи…
День Ирининых родителей устроен так. К восьми папа отводит Иру в садик и едет на работу (сборка автомобилей). К работе оба родителя относятся индифферентно: работа как работа — деньги, слава богу, платят, нам на всё хватает и еще летом на море съездить.
Мама идет на работу к девяти (магазин недалеко от дома) и в пять тридцать забирает дочь из садика. По дороге заходят в магазин. Пока мама хлопочет по хозяйству, Ира смотрит мультики или играет в мамин планшет.
Потом приходит папа, и семья ужинает перед телевизором. Потом папа уходит к большому компьютеру, мама моет и укладывает Иру, опять дает ей планшет, а сама уходит на кухню — поболтать по телефону с подругами и спокойно выпить чашечку кофе. Потом она забирает планшет у уснувшей дочки и садится в комнате на диване: один глаз в телевизоре, другой — в социальных сетях, там в «ленте» произошло за день много всего интересного.
По выходным папа всегда смотрит «Формулу 1» — квалификация, тренировка, гонка — и наконец-то от души играет «в танки», а иногда все вместе ходят гулять в парк. На площадке Ира часто отбирает игрушки у детей в песочнице (и в садике тоже иногда жалуются на ее агрессивность), поэтому в парке спокойнее, там они все «дышат воздухом», сидя на скамейке, и заодно проверяют почту…
Реальный мир еще существует, но…
Читатели, конечно, понимают, что «Ира» в моей истории — это собирательный образ, я видела уже не один десяток таких семей. Я всегда в таких случаях веду себя одинаково — размахиваю руками, объясняю, рассказываю, учу, внушаю. И наверняка со стороны выгляжу очень уверенной в себе и своей позиции. Молодые родители неизменно впечатляются и со своей стороны уверяют меня, что немедленно возьмутся за дело.
Но на самом деле я не знаю, как ко всему этому относиться. Уже давно я видела в Сети чудесное видео, на котором голенький ребенок около полутора лет на вид пальчиками пытается раздвинуть картинку в бумажном журнале и вопросительно обращается в камеру (а на самом деле к снимающему его человеку): «Мама, а? Мама, а?» (То есть: почему оно не увеличивается?)
Да потому что это реальный мир. Он еще существует. Но.
Я по своему психическому устройству совершенно не склонна к апокалиптике. Но не могу не думать: что будет, когда вырастут дети, которые в виртуальном мире с самого начала ориентируются лучше, чем в реальном?
Комментарии