Принять гомосексуальность сына или дочери бывает тяжело родителям с традиционной сексуальной ориентацией. Но шум вокруг ЛГБТ-сообщества все больше подстегивает подростков по крайней мере прислушиваться к себе: а вдруг я тоже особенный? Или просто подражать героям сериалов: в них тоже теперь однополые браки и отношения встречаются на каждом шагу. Что делать, если вашей дочери нравится не мальчик, а девочка?
У нас с подругой будет настоящая семья
Викина мама пришла ко мне в полной растерянности. У нее никогда прежде не было проблем с дочерью. Прилежная ученица, любящая и заботливая сестра. У них и тайн почти не было, могли обо всем поговорить, как подружки.
А в середине учебного года ребенка как подменили: дерзит, хлопает дверями, с телефоном спит, ест, ходит в душ. Любое замечание — в штыки. На попытки поговорить Вика закатывает глаза, небрежно вздыхает: «Ну, давай, говори!».
Мама понимает: что-то происходит, но Вика не дает ей никаких объяснений. Зато дает повод для паники.
На первых встречах Вика жалуется на маму («Достала, не понимает, запрещает телефон, а у меня там вся жизнь!»), на придирки учителей, рассказывает, какая она крутая в классе. Охотно говорит о своей семье, откровенно восхищается папой. Настойчиво расспрашивает меня о моей личной жизни — муж, дети, возраст, когда замуж вышла.
За пять минут до окончания встречи — вопрос: как я отношусь к ЛГБТ-сообществу? Как это я не знаю, кто они такие? Вскользь упоминает, расстаемся.
На следующей встрече:
— Вика, тебя что-то беспокоит в твоей сексуальной ориентации?
— Нет, ничего не беспокоит. Просто нравится символ радуги. Она веселая, а я с детства грущу и всего боюсь. Звуков, ветра, собак.
Еще час мы уделяем поиску причин ее страхов и методикам борьбы с беспричинными тревогами. За пять минут до окончания — вопросов нет, все понятно.
— Вот бы и ей тоже все понятно было… — подытоживает Вика.
Такая манера — сказать о чем-то важном «под занавес» — характерна в двух случаях: когда человек старается прощупать возможность задержаться у психолога или вопрос такой важный, что ответ на него получить страшно. Но пять минут — это очень много, и один верно заданный вопрос может решить, куда качнется маятник весов: уйдет ли подросток в глухую несознанку или откроет душу.
Иногда важен не столько вопрос, сколько тон, которым он задан. Искреннюю заинтересованность сложно фальсифицировать, но мне и не нужно, мне действительно интересно, что происходит с Викой, и я спрашиваю:
— Ей — это маме или другому важному человеку в твоей жизни?
Рассказ уложился в три минуты. Вика и Саша приняли решение: по окончании одиннадцатого класса они поступают в институт, снимают квартиру или комнату и у них будет настоящая семья. Прекрасное продуманное решение. Вика, излагая его, сидит, слегка наклонившись, рассекая ладонью воздух, как будто отметает все возражения.
— Я правильно понимаю, что Саша — девочка?
— Ну и что, а если это настоящая любовь! — по форме вызов, а по сути — крик о помощи: помогите разобраться в своих чувствах.
Как вы относитесь к ЛГБТ-сообществу
Если поменять в этой фразе интонацию на вопросительную, то действительно задумаешься, как быть, если это настоящая любовь, такая, что одна и на всю жизнь. Что делать с чувствами, как себя вести, как рассказать родителям, особенно папе? Ведь, несмотря на показную колючесть, подросток остро нуждается в уважении, и потеря этого самого уважения со стороны значимых людей приводит к трагедиям. Потерять лицо — вот настоящая травма.
На следующих встречах мы обсуждали наше поколение. Я рассказывала о своих отношениях с подругами, теплых чувствах и прогулках за ручку, совместных ночевках, обмене нарядами, заплетании косичек. Была ли в наших отношениях любовь? Безусловно, да. Но нам и в голову не приходило ее сексуализировать, мы просто не знали, что такое бывает, а влечения не испытывали.
Я согласна с теми, кто заботится о сексуальных меньшинствах и пропагандирует осведомленность. Действительно, подростки должны знать, куда обратиться за помощью, если ты испытываешь нестандартное половое влечение. Только разговоров на эту тему много, а помощи нет.
Вика подробно обсуждала со мной модель семьи, и будут ли у них дети. Как они станут противостоять обществу, как расскажут родителям, потому что, пока они студентки, им нужна будет помощь и поддержка. При этом Вика огорчалась, что не испытывает влечения к своей подруге и секса не хочет, а Саша настаивает и обижается. Совместно пришли к выводу, что негоже начинать отношения, если еще не готова к ним.
Главное — поговорить
Вика поговорила с мамой. Мама поговорила со мной. Оказалось, у мамы тоже есть тайна. Когда она впала в полное отчаяние из-за отношений с дочкой, то начала искать обходные пути получения информации. Проверяла сообщения в телефоне, следила за открытыми страничками в соцсетях, по ночам просматривала содержимое планшета на предмет открытой переписки или ночных звонков.
Но Вика была аккуратна, как заправский шпион. И вдруг такая удача — дочь оставила открытой страничку в соцсети, а там любовь! Признания, объяснения, ссоры. Все бы ничего, если бы не тот факт, что Саша — девочка!
Теперь мама попала в западню. Сказать, что шпионила за дочерью, — потерять доверие (сразу оговорюсь, что промолчать — это было мудрое мамино решение). Молчать и не вмешиваться тоже не может — потому что видит, как сильно страдает дочь. Оказывается, именно это и было последней каплей для принятия решения обратиться к психологу. До этого мама планировала справиться сама.
Мне представлялась маловероятной истинная гомосексуальность Вики. Полового влечения к своей подруге она не испытывала. По словам мамы и самой Вики, отношения в семье были полны любви и принятия. Событий, травмирующих психику девочки и приводящих к невротической гомосексуальности, тоже не наблюдалось.
Вика поговорила с папой. Папа сначала озадачился, а затем сказал: «Главное, внуков мне роди, остальное — дело твое!».
Мы еще некоторое время обсуждали отношения между Викой и Сашей, но постепенно эти разговоры стали занимать все меньше и меньше времени. Вику начали больше интересовать приемы самоконтроля: «Потому что я чувствую, что меня несет, а остановиться не могу. Потом мне стыдно». И техники развития памяти для поступления в институт.
Через полгода Вика пришла ко мне с шоколадкой, но это был только предлог. Мы пили чай, и она, краснея, рассказывала, что Егор пишет ей стихи, а когда берет ее за руку, то ей приходится специально смотреть под ноги, потому что кажется, что она парит над землей.
Если собственное мнение подростка ведет его в тупик
Много пишут о том, что подростки ранимы, чувствительны и страдают от непонимания родителей. Но никто не говорит о том, что это их естественное состояние. И задача родителей — не предотвращать эти состояния, а учиться самим и учить ребенка жить в этом.
Иногда кажется, что подросток вдруг обнаружил у себя собственное мнение, будто выросла какая-то новая часть тела. Драконий хвост, например. Он одновременно удивлен, напуган и азартен. А как этим пользоваться? Драконий хвост можно хотя бы заметить, как подростку, так и родителю, и в соответствии с ситуацией действовать: вовремя прятаться, когда дите резко разворачивается или начинает в гневе бить хвостом, поддерживать, если хвост бессильно повис…
А вот с собственным мнением подростка не так. Сначала родители принимают его за грубость, наглость, хамство — в зависимости от скорости роста. Потом оно начинает очень сильно мешать, особенно когда не совпадает с их собственным мнением. Затем родители мучаются, когда видят, что мнение ошибочно и ведет подростка в тупик, но попытки переубедить превращаются в скандалы. В этот период родителям важно помнить: для того чтобы научиться принимать решения в жизни, подростку просто необходимо самому ошибаться и находить выходы из неприятностей.
Несчастная любовь, стыдные поступки, о которых узнали друзья, сомнительные компании, переживания по поводу собственной привлекательности… Все эти запредельные ситуации и зашкаливающие эмоции ни в какой другой период времени не знают такого расцвета. И я прекрасно понимаю родителей, которые вовсе не хотят, чтобы подросток испытывал тяжелые эмоциональные перегрузки.
Однако правда в том, что его организм на них рассчитан и под них заточен. Вместо того чтобы ограждать детей от возможных неприятностей, нужно обеспечить максимальный доступ «к телу» родителя. Не только говорить, но и доказывать на практике, что к вам можно прийти за советом. Что вы всегда выслушаете, поддержите и будете вместе искать выход из сложившейся ситуации, какой бы тяжелой она ни была.
Я сделала что-то ужасное
А еще подростковый период — это проверка границ. А что мне можно?! Вспоминаю пример с дрессировкой собак. Молодой пес подрос и стал дотягиваться до вещей на журнальном столике. Там лежали перчатки хозяина. Пес смотрит на хозяина, прикусывает перчатки и начинает медленно тянуть их со стола. Хозяин запрещает.
Пес отпускает, сидит в раздумьях. Уходит. Приносит свой мяч, кладет его на журнальный столик, а затем медленно начинает его оттуда тянуть. Хозяин смотрит и ничего не говорит.
Пес стянул мяч и снова тянется за перчатками. Хозяин снова запрещает. С подростками так же, только некоторые очень настойчиво пытаются тянуть запретное. И если в этот период родителям не хватит терпения спокойно запрещать «перчатки» и разрешать «мяч», то и без того напряженная атмосфера в доме взрывается.
Подростки должны знать, что, вернувшись домой, они получат поддержку. Если я пришла, рассказала, что «стянула перчатку», то есть совершила то, что и сама назову запретным, то лучшее, что сможет сделать родитель, — это сказать: «Давай думать, что с этим можно сделать. Варианты: отдать, извиниться, обратиться к специалисту, уехать в другую страну».
Это все возможно при условии, что у родителя есть вера в своего ребенка. Что он убежден в чистоте помыслов, а не в злой расчетливости. Но в этот период все родители совершают ошибки. Отдаляются от детей, портят с ними отношения, ругаются и испытывают боль и вину. Но уж коли человечество не вымерло, то, наверное, это не фатальные провалы. Именно ошибки приводят к новым знаниям. И отношения строятся по-новому, с учетом наломанных дров.
Комментарии